Лучшие дни нашей жизни. О языке эсперанто и не только - Т. В. Аудерская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леса Оверни – это замечательно! Это чистый и яркий зеленый цвет: свежая трава, здоровые деревья… Правда, живности там маловато: нас уверяли, что водятся кабаны (а где они не водятся, всеядные?), сами мы видели лис – и больше НИКОГО. Когда пролетел аист, то руководитель лагеря, уже 20 лет устраивающий выезды на природу, закричал, что в Оверни всего 2 аиста, и он впервые видит их в природе!
О волках и медведях и речи быть не может; их давно истребили во Франции; да и живности помельче почти нет. Природа такая чистая, что кажется выметенной граблями; и, наверное, животных нет там не только из-за промышленности: промышленности в Оверни почти нет. Это чисто сельскохозяйственная провинция; но человек перерезал ее всю дорогами, окультурил все, что можно, и в этой причесанной природе, рядом с человеком, диким животным просто нет места. В нашем лесу паслись коровы, а на лугах рядом с лагерем – козы. Где же там место для дикой фауны?
Вообще-то в провинции Овернь есть кое-какая промышленность: там находится знаменитый шинный завод «Michelin», а также фабрика, где печатаются бумажные деньги для всей Франции. К сожалению, на экскурсию туда нас не повели.
Мы почти все время сидели в своих лесах. Экскурсий вообще было немного; но те, что были, запомнились надолго.
Так, мы провели прекрасный «рейд» в город Иссуар. Замечательная идея, эти рейды: дети идут изучать родной край. 4 дня они исследуют и изучают природу, население, фольклор, историю какого-то маленького населенного пункта, а затем пишут отчет. Так дети узнают свой родной край; а знать – это и значит любить.
Из детских отчетов мы узнали много об Оверни. Это очень древний край; в ХII в. он перешел под власть дофина, ставшего называться «дофином овернским». Вся Овернь покрыта бывшими вулканами – невысокими холмами (наивысшая вершина 1886 м). И на вершине каждого холма стоит замок или монастырь, или храм-крепость, как у нас в Грузии или Армении. Только архитектура другая: там, в Оверни, романские храмы… Сохранившиеся, полусохранившиеся, совсем руины – на каждой горе. Тоже живая древность.
А в долинках среди холмов раскинулись деревушки. Красные черепичные крыши, каменные двухэтажные дома, асфальтированные улицы – – и население: 135 чел, 168 чел… Овернь теряет население; половина домов в этих крошечных поселениях стоят заколоченные или с табличкой «Продается». Продаются и дома, и с-х угодья… Из этого сельскохозяйственного региона люди, не находя себе работы, уезжают на север, в Париж, в промышленные центры.
Но и в этой глуши, в глубинке, есть наши люди! В местном универмаге я увидала набор сувениров, общий и для Дерибасовской, и для Арбата, и для Андреевского спуска в Киеве: матрешки, шкатулки, ложки… А потом в городской газете прочитала статью о русском парне, что наладил этот бизнес. Он процветает; на него работает 16 человек французов; и когда в универмаге я попыталась заговорить с «земляком», он по-французски объяснил, что товар – хозяина, а он только продает. Ну всюду проникнет бойкий советский человек!
Но если вернуться из пресного сегодня к цветистой истории Франции, то мы узнаем, что в Оверни, в Иссуаре и замках рядом с ним содержалась в изгнании и заточении знаменитая Маргарита Наваррская, королева Марго, известная нам по роману А. Дюма. Когда Генрих IV развелся с ней, чтобы жениться на Марии Медичи, она была сослана в Иссуар, и содержалась в замке одного из вассалов короля. Там она очаровала одного из офицеров стражи, но ему отрубили голову прямо в ее постели, и она вся была залита его кровью. Ее перевели в другой замок – и там она соблазнила уже начальника стражи, так что пользовалась неограниченной свободой, и даже выезжала на охоту и «экскурсии». Но начальника за «нарушение долга» повесили… Тогда ее поместили в замок к самому суровому и жестокому сеньору. Она не смогла сделать его своим любовником, но все же смягчила его сердце, и ее заточение было не слишком ужасным.
Только через 17 лет Генрих IV разрешил ей вернуться в Париж во дворец… чтобы стать нянькой его детей от Марии Медичи. Вскоре Маргарита Наваррская, пленительная и несчастная королева Марго, умерла.
Всю эту историю я переписала из отчетов 15-летних девочек, писавших об Иссуаре.
Сталкивались мы и с живой историей. Так, один день у нас был полностью посвящен экскурсии в замок Мироль. Этот замок, в отличие от многих других, реконструируется и эксплуатируется на полную катушку. Точнее, на деньги от эксплуатации он и реконструируется. Как и все другие, это замок в романском стиле. Он открыт для посещений 3 раза в неделю, и для публики устраиваются представления на темы из средневековой жизни. Это гениальная идея: не рассказывать, а показывать в лицах; и при замке служит труппа актеров, представляющих солдат, стражников, дам и чету владельцев замка.
Сначала 8 солдат с шутками и прибаутками, на языке, приближенном к старинному, рассказывают о замке и его сеньоре: он слишком беден, чтоб иметь много солдат, и их у него всего 8. Они пьяницы и бандиты, но другие ему не по карману.
Затем они стали демонстрировать старинное оружие, называть его и рассказывать его историю. Оказывается, так же, как и в Японии, и, наверное, во всем мире, средневековое оружие произошло из крестьянских орудий: серпа, мотыги, вил, цепа… Сеньор не мог платить много денег солдатам, и в случае войны (точнее, потасовки между соседями: на каждом холме сидел свой сеньор и мечтал захватить поля одного соседа да оборониться от таких же планов другого соседа); так вот, в случае войны на помощь сеньору должен был придти вооруженный народ. И постепенно мирные крестьянские орудия трансформировались в орудия убийства; естественная эволюция человечества!
Солдаты показали нам пеший и конный турнир; а затем мы по узкой каменной лестнице поднялись в замок. На кухне стоял накрытый стол с настоящими хлебом, зеленью, вином. Там нас принимала «жена хозяина». На столе были деревянные блюда, деревянные ложки, двузубая вилка из двух кованых переплетенных полос металла (потом от такой вилки отказались, т.к. она была похожа на вилы дьявола, и заменили ее 3-4-зубой вилкой). Морковка, репа, лук – вот что составляло пищу сеньора. Плюс, конечно, мясо. Крестьяне мяса не ели; были истинными вегетерьянцами. Почему же они жили в среднем до 30 лет?
Пили они вино, до 2 л в день; но вино слабенькое, до 8 градусов. Ни чая, ни кофе, ни соков, конечно, не знали; молока не пили.
В столовой закрыли ставни, зажгли свечи; горел огонь в очаге – и мы снова перенеслись в другой мир. И еда, и огонь, и посуда были настоящими, и мы чувствовали себя как в сказке: в настоящем замке ХII века.
Затем мы мимо спальни стражников поднялись в спальню сеньора, где стояло ложе, устланное шкурой. А в спальне стражников бы беспорядок, оружие висело на стенках, валялось на полу, и было видно, что здесь живут грубые и дикие люди.
Наверху – обзорная площадка для стражников по периметру башни; на ней время от времени выступают полукруглые балконы с решеткой вместо пола – туалеты для стражников. А внизу, на «людском дворе» – гаротта, колодки для головы и рук, куда засаживали воров и прочих «нарушителей дисциплины». Одна наша девочка залезла туда; говорит, очень неудобно!
Еще в один экскурсионный день мы сплавлялись по реке Allier. Это бурная горная река, каменистая, порожистая. В ней водится форель. Но мы, наверное, всю форель распугали… На пластмассовых байдарках и каноэ мы прошли с тренером 21 км. Вокруг горы, леса, то отвесные высокие склоны, то покатые зеленые холмы. Через реку перекинуто много мостов, очень высоких, и когда проплываешь под ними, можно крикнуть, и много раз разнесется эхо. Прекрасные, величественные картины, шум реки, теплая вода, теплое солнце… Это был один из самых прекрасных дней.
А в лагере мы занимались изучением природы, ориентированием, варили еду на костре… словом, жили простой лагерной жизнью на природе. Чистый воздух и мягкие зеленые холмы чаровали сердце, и тяжело было оторваться от этого… Но пролетели 3 недели, и пора возвращаться в Париж, а затем домой. Обратно мы ехали на совершенно изумительном поезде, шедшем как самолет: быстро и плавно, никаких стуков-перестуков колес, никакой тряски. Мягкие сидения, перед каждым – выдвижной столик. В вагоне, рассчитанном человек на 100, едет